МУРУСЯ
— Женщина! Возьмите котёнка.
Продавец фруктов открыл коробку. Оттуда выглянула мордочка. Огромные испуганные глаза того и гляди двумя большими каплями стекут вниз.
— Не ест ничего, наверное, от кошки оторвали да выбросили. А шёрстка у неё слиплась, потому что жила в ящике из-под слив.
Покупательница, ничего не сказав, ушла. Мужчина горестно покачал головой: «Даже в женщинах не стало жалости». Но через некоторое время она вернулась. «Не выходит у меня из головы ваш котёнок», — сказала она и протянула тряпку:
— Заверните «товар».
— Возьмёте? — обрадовался мужчина. Бережно завернул котёнка и, как ребёнка, подал женщине.
— Это по-божески, по-божески. Воздастся вам, — повторял он.
Женщина снисходительно улыбнулась: — Тоже мне нашёл благодетельницу. Ещё не знаю, как муж посмотрит на этот «подарок». А то вместе на улице окажемся.
И как в воду смотрела. Не ко двору пришёлся котёнок. Хоть и был отмыт, приглажен, накормлен, но по-прежнему смотрелся жалко, неприглядно.
— Это что за гуманоид? — брезгливо оттолкнул муж котёнка, когда тот попытался взобраться ему на ногу. Подозрительное царапанье коготков отвлекло супругов от сериала. Под угрозой были новые, дорогие обои.
— Тебя что, мыши одолели? Зачем он нам нужен в однокомнатной квартире? — упрекал хозяин жену.
Взяв котёнка за шкирку, мужчина недоумённо-брезгливо смотрел на беспомощно повисшее в его руках существо:
— Чтоб завтра его здесь не было.
Валентина и сама уже была не рада своей находке. Но снизу смотрели на неё глаза-слёзы, маленькие лапки просительно мяли её ногу, и такое звонкое мурлыканье издавало тщедушное тельце, что потекла в её сердце тёплая струйка жалости. Наклонилась, погладила.
Ободрённый лаской котёнок вскарабкался на руки, уткнул носик в тёплую ладонь хозяйки. «Нет милости не сотворившему милость», — вспомнила слова матери Валентина и, оправдав ими свой поступок, успокоилась.
Зазвонил телефон:
— Бабушка, приходи к нам на чай!
Валентина тихонечко, не отвлекая мужа от сериала, выскользнула за дверь.
Сын жил недалеко, через дорогу. Катюша уже стояла около своего дома и радостно махала рукой. Вдруг большая чёрная машина съехала на обочину. Детское тельце подбросило вверх. Валентина окаменела. Не могла ни крикнуть, ни сдвинуться с места.
Одни глаза, как в замедленной увеличенной съёмке, впитывали каждый кадр: какая-то женщина подняла девочку. Маленькие ручки судорожно обхватили её шею. Жива! Мужчина с трудом вышел из машины. Пьяный. Ему навстречу бежал сын. В форме. Дрожащими руками он пытался вытащить из кобуры оружие и вдруг споткнулся о крик:
— Нет!!!
Мать стояла через дорогу, но ему показалось, что она отталкивает его резко вытянутыми вперёд руками.
Подбежали люди, встали у него на пути, увели пьяного водителя. Валентина не чуяла ног. Но она шла… или её несли? К Катюше! Врач уже осматривал, ощупывал каждую косточку:
— Всё нормально. Переломов нет. Сильных ушибов тоже.
— Но почему она молчит?! — сноху колотило крупной дрожью.
— Испугалась. Надо отвлечь, — предположил доктор.
— Сейчас, я сейчас.
Валентина бросилась домой. Вбежала, схватила котёнка, на ходу рассказывая мужу о случившемся. Успела. «Скорая» не уехала. В глазах ребёнка плавал страх. Осторожно разжала её ручки, вложила котёнка. Катюша перевела взгляд. Пальчики зашевелились, погладили мягкую шёрстку. В ответ раздалось ласковое «Мур-мур-мур». «Муруся», — тихо произнесла девочка. Врач облегчённо вздохнул. Валентина дала волю слезам — теперь можно.
Катя не выпускала кошечку из рук. Ночь они провели в больнице. Утром их отпустили домой с заключением: «Девочка просто родилась в рубашке».
«Милость сотворившему милость»,— прошептала Валентина.
«Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.» Матф. 5:7.
Тамара Ясакова
